• ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
Поиск

Поиск

2023-03-08 12:45:00 ·

Каменские Мадонны в тяжкие годы войны

Каменские Мадонны в тяжкие годы войны

Дорогие и любимые женщины Каменского района, поздравляю Вас с Международным Женским Днем 8-го марта! Низкий Вам поклон и высочайшая благодарность!

Как бы поизящнее выразить нашу мужскую благодарность с высоты прекрасного и возвышенного вдохновения, когда просим Вашей Руки и предлагаем свое Сердце?!   Призовем на помощь картину итальянского живописца Рафаэля «Сикстинская Мадонна» эпохи Высокого Возрождения, известную под разными названиями и имеющую весьма различную оценку. Так, словосочетание «гений чистой красоты» А. С. Пушкин перенес с его Мадонны на женщин земных. Последуем ему и добавим: Мадонна- символизирует для нас образ матери, как наивысшего состояния женщины, и даже как жертва войны  Великой  Отечественной.  Проследим жизненный путь наших женщин от рождения: прекрасные, радующие нас доченьки; красавицы-невесты с ликами духовной красоты Мадонны; мамы с первенцем на руках; хозяйки, стряпухи, воспитательницы, няньки — и всё в одном лице (Гюльчатай помните?).  Добавим фон, на котором довелось жить нашим землячкам: Первая Мировая война, Февральская революция, Великая Октябрьская Революция, Гражданская и Финская войны, Великая Отечественная война. И всем этим бедам приходится подавать своих сыновей. Душевные и моральные переживания наших женщин, сознающих, какую жертву они приносят людям, отдавая своих детей, знают только мамы. Образ наших Матерей: гордых, несгибаемых, скорбных, отдающих Родине своих сыновей, трагично вписывается в картину Рафаэля словами литературоведа В. Кантора: «Сикстинская Мадонна держит Его так, словно знает, предчувствует, что ее сын пожертвует собой за всех людей. И она, мать, словно протягивает Его, отдавая Его человечеству - на гибель, на казнь, но ради других».

Так что, называя наших женщин Российскими Мадоннами, мы отдаем им наше уважение и восхищение!  Когда в 1941 году из наших семей сыновья, мужья и братья ушли на фронт, оставшихся надо было кормить, поить, а кому-то и рожать. Пахать, сеять, косить, молотить (да еще найти на чем!) и многое-многое другое – все для фронта, все для победы! И все это руками наших простых героических женщин! Тыл в отличие от фронта в некоторых ситуациях и пострашнее будет! Мне, в те годы еще ребенком, довелось быть свидетелем, когда председатель колхоза (сам без руки) отчитывал женщину за невыполнение норм выработки на прополке свеклы, а несчастная рыдала: «Ну, нет у меня сил!  Пальцы больше не сжимаются. Я есть хочу!  Ну, что мне растянуться в этой борозде и сдохнуть!?  А кто моих «детёв» будет выхаживать?».  Моему поколению детей войны не приходилось видеть сидящими на завалинке или лавке в доме, отдыхающими свою бабушку Евдокию Визовитину, соседок села Каменского тетю Дашу Пупкову, тетю Варвару Воробьеву, тетю Шуру Голдобину, тетю Надю Иванову, к которым меня отправляли по-соседски за солью, угольками, закваской или хлебом. Нет, видел: сидящими на покосе трав, при стоговании сена, обмолоте снопов ржи и пшеницы во время общей передышки… С упоением в короткие минуты отдыха пели они песни и частушки; а мы, мелкота, прыгали с вершин стогов и скирдов.  Но до выхода на колхозные работы женщины еще до рассвета, как челноки на ткацких станках, мелькали по избе перед русской печью («затоп» без спичек  — раздуть вчерашние угольки);  гремели рогачами и чугунами, которые наполняли водой и овощами; задавали корм и доили коров, выпускали кур. А еще нужно было поднять детей и раздать им задания; наконец, накормить всех из общей посудины, стоящей по середине стола, при этом нельзя было проливать из глубоких деревянных ложек (за «дорожку» из пролитого супа на стол, идущею до едока, последний получал в лоб ложкой от старшего за столом). Между тем бригадир уже стучал кнутовищем в окно и кричал: «На работу!».  При этом вся семья летом ходит босиком, как у Рафаэля, только по земле; вместо водопровода - два ведра и коромысло; электрический свет заменяли в лучшем случае керосиновая лампа, а в основном «коптюшка» - самоделка из жестяной банки и веревочного фитиля; про часы, холодильник, радио и телефон и говорить не приходится.

Судьба женщин-крестьянок едина в своей жертвенности. Меня всегда она тревожила жалостью и неотвратимостью. Чувствовал какую-то свою и всех мужиков виновность или неблагодарность перед прекрасной половиной человечества. Особенно не отпускала судьба моей крёстной мамы, подобная всем сельчанкам тех лет.

Ольга Павловна Визовитина, средняя дочь Павла Александровича, участника Первой Мировой войны, унтер офицера, грамотного и воцерковленного, родилась в селе Каменском после его ухода на фронт (вернулся после ранения в июле 1917 года). Выросла красавицей с веселым задиристым характером, сообразительной и с приятным очаровательным голосом. Отец частенько брал её в церковь и ставил в детский церковный хор, когда там читал свое толстенное Евангелие во время церковной службы. Все выжившие его дети были воспитаны трудолюбивыми, послушными и приспособленными к разным видам домашних, сельскохозяйственных и строительных работ. На строительстве своего кирпичного дома с железной крышей взамен деревянного сруба, крытого соломой, исключительно силами своей семьи, дети (пять парней и три сестры) освоили все виды строительных работ, в том числе формование кирпичей и их обжиг.  Так что, когда строительство Ефремовского завода синтетического каучука (СК-3) стало соблазнять окрестных крестьян в свои трудовые коллективы, отец смело дал свое разрешение. Отправлял в город своих детей поочередно: через год. После братьев, двое из которых были женаты, в город подались и Лёлька со старшей сестрой Анташкой.  Правда, под присмотром старшего Василия, уже завоевавшего авторитет на поприще портного в Райпотребсоюзе (потребительский кооператив). Антонину он пристроил хлеборезкой в войсковую часть, в которой она и нашла своего суженного Петра Никитовича Наумова. Ольге выпала судьба попасть в торговые сети - продавцом. Но красота коварна, и привлекает не только покупателей и повышает торговый оборот организации, но приносит обладательнице много тревожных моментов, о чем она тогда не подозревала. Однако работа на людях ей нравилась, а веселые прибаутки и умелое расхваливание товаров повышало ее авторитет.

В знаменитом по трагизму 1937 году ее судьба соприкоснулась с моей. Мой дед Павел Александрович решил непременно окрестить меня. Мой отец, работая на заводе СК-3 уважаемым аппаратчиком и рекомендованный в члены ВЛКСМ, противился крещению сына, думаю, опасался огласки.

Тогда дед Паша на одной из воскресных семейных встреч в Каменском (требовал всем «отходникам» в выходные городские дни приходить в село и работать в колхозе, где в то время выходных не существовало) приказал Ольге и комсомольцу Сергею, аппаратчику завода СК-3 и будущему лётчику, окрестить меня тайно среди недели в храме села Воронья. Храм этот, по его сведениям, должны были вот-вот закрыть. Батюшку он обещал предупредить. Сказал, что как придёте, Храм откроют. Бабушка Евдокия Васильевна возразила, что брат и сестра не могут быть кумовьями. Дедушка ответил со вздохом: «По-хорошему не получится. Если кумом пригласим кого-то из наших сельчан, всем станет известно. Грех беру на себя».

Ольга и Сергей взяли отпуск за свой счет. Как только мой отец ушел на работу, они забрали меня 4-х месячного с сосками, бутылками и пелёнками, и без мамы пешком отправились в Воронья.  Вернулись вовремя - до возвращения отца с работы.  Но мама моя от переживаний и томительного ожидания была почти без чувств и зарёванной.

Встречались мы с моей крёстной всегда радостно, у неё светлело лицо, и сама она в тот момент молодела. До моего отъезда в Москву заботилась обо мне, считала своим сыном. Во все мои приезды я посещал её, где бы она не была, привозил подарки и джентельменский набор, нарушавший её диету, и подолгу беседовали.

Перед самой войной летом 1941 года за Ольгой принялся ухаживать один из братьев старейшей влиятельной и уважаемой семьи города Ефремова, Гаврюша Жидков. Любимый сынок управляющего на Долговой мельнице Алексея Жидкова. Отношения закончились семейным союзом. Отец, братья и мама Павла Филипповна не возражали, и выделили им в своем большом доме отдельную комнату в 6 кв.м.  Но вмешалась приближающаяся к городу война и молодой муж по каким-то соображениям конспирации из города исчез, сказав жене: «Так надо!».

Новое 3-х этажное здание ремесленного училища завода СК-3, в котором Ольга работала в столовой, немцы разбомбили, работы не стало. И она по совету Петра Никитовича Наумова, мужа старшей сестры Антонины, ушли вместе с ней и крестником в Каменское к маме Евдокии Васильевне. Здесь со страхом впервые увидела пришедших в дом оккупантов. Через несколько дней, узнав, что немцы заняли Ефремов, по просьбе Антонины Ольга ушла в город. Беспокоила судьба оставшегося в городе Петра Никитовича, который был обязан эвакуировать оборудование завода СК-3, и с последним эшелоном уехать в город Сумгаит.

Ее решимостью идти по оккупированной территории через немецкие заставы в 6-ти населенных пунктах в город, смелостью и находчивостью остается только восторгаться. Благодаря ее приходу Петр Никитович, уже будучи в плену, не отморозил себе уши: немцы при аресте забрали у него понравившуюся им шапку. Всех пленных поместили в школу, которая была рядом с домом, где жила Ольга. Соседи, ходившие к пленным для передачи им еды, сказали, что видели там ее шурина (брата сестры) и он просил передать ей, чтобы она нашла ему шапку. Ольга принесла ему старую шапку и передачу.  Спустя 2-3 дня, в самые лютые декабрьские морозы, всех пленных погнали в Орел (по дороге в который он сбежал в Каменское), и что было бы с человеком без шапки, вполне очевидно.

В двадцатых числах декабря 1941 года немцев из города прогнали. И вот в феврале Гаврюша вернулся, но в совершенно простуженном болезненном состоянии. Лечение в городской больнице приносило временное облегчение. Кашель усиливался до появления крови. И все же это была радость совместного проживания в такое сложное военное время. В 1943 году у них родился сын Евгений, дитя войны и радость родителей. Болезнь между тем прогрессировала и чахотка сделала свое страшное дело, оставив Ольгу Павловну вдовой с малышом, который только научился ползать.

Когда городские службы заработали, ей предложили работать заведующей - старшим продавцом в отдельной торговой точке города. На семейном совете Жидковых ее уговорили согласиться, понимая, что в разваленном войной городе другой работы не найти, и это лучший выход для выживания всей семьи. «А сына всей семьей воспитаем не хуже детского сада», - утвердила свекровь Павла Филипповна. Да что и говорить, когда вся страна, чтобы помочь фронту, работала на заводах в две смены. А дети войны, как только начинали ходить, уже становились самостоятельными. 

Трудилась Ольга со второй продавщицей успешно. Торговая точка (палатка) стояла на самом бойком месте — на красной площади города и на пути к базарной площади. По своей доброте, когда их очень просили, продавали продукты в долг: записывали в школьную тетрадь, которая висела на гвоздике. Даже родственники наберут на десятку, наложат в авоську (товар выдавался в окошко палатки), потом копаются по карманам и подают рублей шесть с мелочью и говорят: «Ой, теть Лель, все что есть, а мама завтра отдаст, или давай выложу назад?». А уж мужики из своего Каменского, приезжая из деревни на базар, обязательно подкатывали к ее палатке: «Здорово, землячка! Может, чего матери передашь?». Да еще мнутся, рассказывая деревенские новости, пока она им 150 не нальет. 

Однако особо дотошная торговая ревизия сняла остатки и установила приличную недостачу, читать их долговую книгу они не стали. Светила та самая тюрьма, зарекаться от которой никому нельзя. С месяц тянулись проверки, перепроверки - искали умысел, но не нашли.  Заведующая - Ольга, ей и отвечать. Единственный выход — покрыть недостачу.  А их, денег, нет. Ольга почернела, ничего не соображала, была сама не своя.

Выручил Петр Никитович, полгода как демобилизовался, ходил еще в военной форме, работал на заводе аппаратчиком. Дал руководству Горторга подписку, что через месяц погасят недостачу. Дядя Сеня в Каменском зарезал двух барашков, Петр Никитович поехал с ними в Москву на Даниловский рынок и продал мясо. Занял ещё денег у знакомого сапожника и у товарищей по работе. Недостачу таким образом покрыли на три четверти, остальное у Ольги Павловны высчитывали из зарплаты в течение целого года. В дальнейшем она стала работать одна, без второго продавца. Сына видела утром спящим, а вечером ужинала с ним и укладывала спать. Весь день маленький Женя находился на попечении бабушки Павлы и тети Вали, сестры отца. Родственникам мамы его, несмотря на их настойчивые просьбы, ни на один день не отдавали; отпускали только в гости к тёте Тоне Визовитиной и двоюродному брату Алексею.  Сурово, но воспитали Евгения достойным человеком, со временем он стал уважаемым человеком на заводе СК-3 — начальником отдела труда и заработной платы (ОТиЗ), в чем-то очень близкой к профессии мамы. 

В палатке Ольге Павловне стала помогать сестра Антонина, оформленная помощником продавца, которая ловко считала на допотопных деревянных счетах, сводила «дебет с кредитом» и писала отчеты. Рассчитались, но какой ценой! Тем не менее долговая тетрадь пусть в сокращенном виде, но торжествовала. Вера в людей победила! Но моральная травма и нервные срывы пошатнули здоровье Ольги Павловны и перед выходом на пенсию пришлось, как когда-то в юности в Каменском, работать на земле — на грядках городского хозяйства по озеленению города.

На таких Российских Мадоннах нашего района и всей Руси, гордых и скорбных, красивых душой, с твердым характером и отзывчивых на милосердие, сознающих, какую жертву они должны принести людям, и выстояла наша Россия в тяжелых испытаниях. Их подвиги вдохновляют и сейчас отстаивать наше существование. Уважаем, гордимся и преклоняемся перед их светлой памятью.

И в завершении признаюсь: первый раз я поздравил маму, бабушку, крёстную и тётю Серафиму с Международным  женским днем в 1957 году под влиянием заместителя командира  по политической части во время службы в  Авиации ВМФ, когда он на  комсомольском собрании объяснил нам смысл праздника, раздал открытки, дождался их заполнения, собрал и отправил через войсковую почту со штампом «матросское», то есть бесплатное. Как потом рассказала мама, бабушка воскликнула «Слава тебе Господи!». О празднике она знала, но получила поздравление впервые. 

С праздником, наши золотые солнышки! 

С уважением, Алексей Наумов